ПОПУТЧИКИ
В плацкартный вагон поезда Львов-Симферополь вошел мужичок.
В руке нес корзину, накрытую белой тряпкой какой-то, и из корзины пищало, как из дудочки детской.
А сам был росту мелкого, с глазками маленькими, серыми, медленными, а на левой щеке под глазом большая бородавка. И нос маленький, но широкий, картошкой. А волосы редкие, спутанные, липкие и на лоб. И фуфайка еще на нем. И ботинки старые, но крепкие еще. А самому лет сорок пять – пятьдесят. А может, больше. А может, меньше.
– Где девятое место? – спросил он под галдеж и писк из корзины. Голос у него был не-то тонкий, не-то густой – средний. Но к тоншине ближе.
– У меня девятое, – сказала женщина, лежавшая на нижнем месте. Женщина была плотная, бровастая. А лицо белое. Как тесто. И лей ей было сорок или пятьдесят. И лежала она крепко, крупно так лежала. Ленивая вся.
– Так что освобождай, – сказал мужичок.
– Чего ж я тебе освобождать буду, когда у меня девятое? – сказала женщина. Но стала подниматься. – И что за поезд такой – еще одни не сошли, а уже других на их места садять. Так тебе и освобождай. – И села все же.
– Вот, садись пока. А до Шевченка доеду, тогда и займешь. А то быстрый очень.
– Ага, – сказал мужичок. – Я тогда спать ляжу, сразу спать ляжу.
– Да что хочешь тогда делай – хоть спи, хоть танцуй. Это уже меня не касается. Я себе сойду и сойду. А что ты будешь делать, меня не касается. Ты куда ж едешь?
– А ето тебя тоже не касается, – въедливо, но спокойно сказал мужичок. И поглядел.
Наступило молчание. Только из корзины пищало и галдело.
– А птицу возить в вагоне запрещается, – сказала женщина.
Мужичок сначала не обратил внимания. А потом как-то забеспокоился:
– А чего запрещается?
– Да можно, можно, – сказал интеллигентный, в очках. – Это она так…
– Так… – не то вопросительно, не то утвердительно сказал мужичок и вроде задумался, уставившись спокойными серыми глазками своими на женщину. Женщина была большая, бровастая, с большими губами. И из сорочки сильно выпирало.
Из соседнего купе по проходу выехал столик на колесах. Столик толкала перед собой женщина. А на столике лежали конфеты, печенья всякие, пирожки, колбаса…
Тут стали разбирать кто что. И есть, вроде, не хотелось, а увидели – и стали разбирать. Так, от нечего делать. Ну, и мужичок потянулся:
– Ето с чем пирожки?
– С повидлом.
– А, с повидлой, – сказал мужичок и посмотрел долгим взглядом на пирожки.
– Так берете? – сказала продавщица.
Мужичок посмотрел на нее таким же долгим взглядом. И не ответил.
Женщина пожала плечами и покатила дальше.
Когда была уже в соседнем купе, мужичок опомнился – наклонил голову набок, чтоб увидеть, и спросил:
– А почем пирожок?
– Десять копеек, – сказала продавщица и потянула столик обратно.
Мужичок вынул потрепанный кошелек, открыл его, заглянул и стал там что-то выискивать толстыми темными пальцами.
– У меня двадцать, – сказал он, вытаскивая монетку, не видную в его пальцах.
– Ну, давай двадцать, – с готовностью сказала продавщица.
Но мужик так и застыл, держа пальцы щепоткой.
– Ну, берешь, что ли? – нетерпеливо сказала продавщица.
Он не ответил. И тогда она резко толкнула столик вперед. Мужичок пожал плечами, сунул щепотку в кошелек, а кошелек в карман.
– Ну, купец! – сказала бровастая.
Женщина, сидевшая напротив, понимающе улыбнулась. Мужичок же не расслышал. Взял на руки корзину. Приоткрыл белую тряпицу. Покопался толстыми пальцами. И пришептывал при этом, чуть по-детски выпячивая губы. А из корзины еще сильнее запищало.
– Вот, – сказал он и вытащил желтого утенка с черным клювом. – Купил. У нас их не продают. Вишь, какой!
Говорил он это, ни к кому не обращаясь. Скорее к самому утенку, чем к людям.
Потом посадил утенка в корзину, поставил корзину на пол. Посмотрел на женщину. Встретил ее взгляд, брезгливый и отчужденный. Но не отвел глаза, а так же медленно продолжал смотреть.
– Чего смотришь? – с вызовом сказала женщина.
Мужичок посмотрел еще, как будто не слышал, а потом взял и сказал:
– Слушай, а выходи за меня замуж. – Сказал он вдруг, но серьезно и спокойно. И не отводя глаз.
Женщина переглянулась с соседкой.
– С перепою, что ли? – сказала она.
– Ну, Фрося, – сказала соседка, – жених тебе отыскался. – И засмеялась.
– Ну и жених! – сказала бровастая. И тоже заулыбалась.
– А что, – сказал мужичок, выходи. Я ето серьезно. У меня машина. И пятьдесят тысяч на книжке. Двадцать пять сразу тебе отпишу.
– Оно и видно, – сказала бровастая. – Пирожка, вон, за десять копеек себе не купишь.
– Двадцать пять сразу отпишу, – упрямо сказал мужичок.
– А что, Фрося, – сказала соседка, если его отмыть да одеть, чем не жених?!
– Поматросить и забросить, – сказала бровастая. И добавила: – Да старая я уже женихаться.
– Старая, не старая, а мне подходящая, – сказал мужичок. – Ну, так как?
– Давай, Фрося, – сказала соседка. – Двадцать пять тысяч на земле не валяются.
– И машина, – сказал мужичок.
– Ну тебя к лешему! – сказала бровастая. Совсем сдурел мужик. Но голос у нее стал другой. И смотрела с интересом.
Поезд, подъезжая к станции, утишил ход. Обе женщины молча стали собираться. Мужичок тоже молчал, но время от времени поглядывал на крупное тело женщины.
Когда стали выходить, она вдруг обернулась:
– Адрес-то дай – может, когда-нибудь в гости заеду…
Но мужик уже укладывался и не расслышал, что она сказала.