Skip to main content

ПОПУТЧИКИ

В плацкартный вагон поезда Львов-Симферополь вошел мужичок. В руке нес корзину, накрытую белой тряпкой какой-то, и из корзины пищало, как из дудочки детской. А сам был росту мелкого, с глазками маленькими, серыми, медленными, а на левой щеке под глазом большая бородавка. И нос маленький, но широкий, картошкой. А волосы редкие, спутанные, липкие и на лоб. И фуфайка еще на нем. И ботинки старые, но крепкие еще. А самому лет сорок пять – пятьдесят. А может, больше. А может, меньше. – Где девятое место? – спросил он под галдеж и писк из корзины. Голос у него был не-то тонкий, не-то густой – средний. Но к тоншине ближе. – У меня девятое, – сказала женщина, лежавшая на нижнем месте. Женщина была плотная, бровастая. А лицо белое. Как тесто. И лей ей было сорок или пятьдесят. И лежала она крепко, крупно так лежала. Ленивая вся. – Так что освобождай, – сказал мужичок. – Чего ж я тебе освобождать буду, когда у меня девятое? – сказала женщина. Но стала подниматься. – И что за поезд такой – еще одни не сошли, а уже других на их места садять. Так тебе и освобождай. – И села все же. – Вот, садись пока. А до Шевченка доеду, тогда и займешь. А то быстрый очень. – Ага, – сказал мужичок. – Я тогда спать ляжу, сразу спать ляжу. – Да что хочешь тогда делай – хоть спи, хоть танцуй. Это уже меня не касается. Я себе сойду и сойду. А что ты будешь делать, меня не касается. Ты куда ж едешь? – А ето тебя тоже не касается, – въедливо, но спокойно сказал мужичок. И поглядел. Наступило молчание. Только из корзины пищало и галдело. – А птицу возить в вагоне запрещается, – сказала женщина. Мужичок сначала не обратил внимания. А потом как-то забеспокоился: – А чего запрещается? – Да можно, можно, – сказал интеллигентный, в очках. – Это она так… – Так… – не то вопросительно, не то утвердительно сказал мужичок и вроде задумался, уставившись спокойными серыми глазками своими на женщину. Женщина была большая, бровастая, с большими губами. И из сорочки сильно выпирало. Из соседнего купе по проходу выехал столик на колесах. Столик толкала перед собой женщина. А на столике лежали конфеты, печенья всякие, пирожки, колбаса… Тут стали разбирать кто что. И есть, вроде, не хотелось, а увидели – и стали разбирать. Так, от нечего делать. Ну, и мужичок потянулся: – Ето с чем пирожки? – С повидлом. – А, с повидлой, – сказал мужичок и посмотрел долгим взглядом на пирожки. – Так берете? – сказала продавщица. Мужичок посмотрел на нее таким же долгим взглядом. И не ответил. Женщина пожала плечами и покатила дальше. Когда была уже в соседнем купе, мужичок опомнился – наклонил голову набок, чтоб увидеть, и спросил: – А почем пирожок? – Десять копеек, – сказала продавщица и потянула столик обратно. Мужичок вынул потрепанный кошелек, открыл его, заглянул и стал там что-то выискивать толстыми темными пальцами. – У меня двадцать, – сказал он, вытаскивая монетку, не видную в его пальцах. – Ну, давай двадцать, – с готовностью сказала продавщица. Но мужик так и застыл, держа пальцы щепоткой. – Ну, берешь, что ли? – нетерпеливо сказала продавщица. Он не ответил. И тогда она резко толкнула столик вперед. Мужичок пожал плечами, сунул щепотку в кошелек, а кошелек в карман. – Ну, купец! – сказала бровастая. Женщина, сидевшая напротив, понимающе улыбнулась. Мужичок же не расслышал. Взял на руки корзину. Приоткрыл белую тряпицу. Покопался толстыми пальцами. И пришептывал при этом, чуть по-детски выпячивая губы. А из корзины еще сильнее запищало. – Вот, – сказал он и вытащил желтого утенка с черным клювом. – Купил. У нас их не продают. Вишь, какой! Говорил он это, ни к кому не обращаясь. Скорее к самому утенку, чем к людям. Потом посадил утенка в корзину, поставил корзину на пол. Посмотрел на женщину. Встретил ее взгляд, брезгливый и отчужденный. Но не отвел глаза, а так же медленно продолжал смотреть. – Чего смотришь? – с вызовом сказала женщина. Мужичок посмотрел еще, как будто не слышал, а потом взял и сказал: – Слушай, а выходи за меня замуж. – Сказал он вдруг, но серьезно и спокойно. И не отводя глаз. Женщина переглянулась с соседкой. – С перепою, что ли? – сказала она. – Ну, Фрося, – сказала соседка, – жених тебе отыскался. – И засмеялась. – Ну и жених! – сказала бровастая. И тоже заулыбалась. – А что, – сказал мужичок, выходи. Я ето серьезно. У меня машина. И пятьдесят тысяч на книжке. Двадцать пять сразу тебе отпишу. – Оно и видно, – сказала бровастая. – Пирожка, вон, за десять копеек себе не купишь. – Двадцать пять сразу отпишу, – упрямо сказал мужичок. – А что, Фрося, – сказала соседка, если его отмыть да одеть, чем не жених?! – Поматросить и забросить, – сказала бровастая. И добавила: – Да старая я уже женихаться. – Старая, не старая, а мне подходящая, – сказал мужичок. – Ну, так как? – Давай, Фрося, – сказала соседка. – Двадцать пять тысяч на земле не валяются. – И машина, – сказал мужичок. – Ну тебя к лешему! – сказала бровастая. Совсем сдурел мужик. Но голос у нее стал другой. И смотрела с интересом. Поезд, подъезжая к станции, утишил ход. Обе женщины молча стали собираться. Мужичок тоже молчал, но время от времени поглядывал на крупное тело женщины. Когда стали выходить, она вдруг обернулась: – Адрес-то дай – может, когда-нибудь в гости заеду… Но мужик уже укладывался и не расслышал, что она сказала.