ОДИНОЧЕСТВО

Дверь запиралась на ключ,

на два оборота –

Просто хотелось верить,

что кто-то может войти.

Кот – разжиревший бездельник

зубами давил зевоту.

Облезшая стрелка часов ползла к десяти.

 

Вещи имели запах, тонкий и слабый, –

Запах духов, мыла, матовой кожи.

«От вас на двести шагов разит настоящей бабой».

Кто это сказал? Кто же?

 

Еще не сняв пальто, ты вглядываешься в осколок стекла:

Разбежались морщинки у глаз.

Куда они бегут?

Постойте. Постойте! Постой…

Юность не оглядывается.

Юность ушла.

Остаются зеркала,

которые никогда не лгут.

Остаются руки,

которым некуда деться.

Беспомощные и усталые.

Их, действительно, некуда деть.

Остается на столике,

вместо фотографии детства,

Очень серьезный и важный,

плюшевый, с оторванным ухом, медведь.

Остается

(если в памяти очень порыться)

Шорох жестких ладоней,

запах крепкого табака…

 

Это могло быть иначе.

«Тридцать? Вам уже тридцать?!

Я бы не дал вам тридцать».

Это теперь.

Тоска.

 

Ты медленно раздеваешься.

Ты лицом прижимаешься к раме.

Спокойная, как всегда.

Холодная, как всегда.

Ты стоишь на ветру,

там, рядом с мокрыми фонарями,

И в мягких комнатных туфлях

вздрагивает вода.

10.1959